Узбекистан уже более 30 лет является независимой республикой и проводит собственную политику как на международной арене, так и на региональном уровне.
Позиции Ташкента в ЦА с каждым годом укрепляются и играют ключевую роль в регионе. Несмотря на то, что Узбекистан пока не является членом ЕАЭС, он имеет достаточно тесные экономические и дружественные отношения с Россией и членами союза.
Президент Шавкат Мирзиеев сегодня строит «Новый Узбекистан». В середине марта Законодательная палата Олий Мажлиса приняла закон о Конституции Узбекистана в новой редакции.
Какие изменения произошли в посткаримовский период и о каких достижениях сегодня можно говорить, редакции «Eurasia Today» рассказала политобозреватель Ирина Джорбенадзе.
Редакция: Правительство Шавката Мирзиеева в предыдущем году способствовало процессу политических и экономических реформ в Узбекистане.
Как вы оцениваете процесс применения и реализации этих реформ? Какие основные шаги были предприняты в этой сфере?
Эксперт: Для начала замечу, что за последние годы — в посткаримовский период, жизнь в Узбекистане изменилась настолько радикально, насколько это вообще возможно для Востока.
Выдвинутая президентом Мирзиеевым концепция «Нового Узбекистана» претворяется в жизнь довольно быстро. За главой государства закрепилась репутация «умеренного либерала» как в экономике, так и во многих других областях жизни страны.
Во-первых, перед ним стояла сложная задача – быстрого налаживания отношений с соседями, которую он выполнил на «отлично»: избавил страну и народ от наследных проблем раздела границ, что представлялось едва ли не самым важным в контексте бесконфликтного сосуществования с соседями.
Их решение позволяет в спокойной обстановке заниматься проведением реформ и обеспечить стране относительное материальное благополучие за счет торговых связей с соседями, Россией и странами Запада, улучшения инвестиционной среды и условий ведения бизнеса.
Либерализация, в первую очередь, коснулась простых людей: Узбекистан если не открылся, так сказать, полностью, но сильно приоткрылся – люди перестали бояться властных структур в той мере, в какой это было при президенте Каримове.
Они стали свободнее, более раскрепощенными, вольными в своих передвижениях, вербальных проявлениях и т.д., что видно и по местным СМИ.
Речи нет о полном отсутствии цензуры, но, согласимся, что даже в государствах так называемого «цивилизованного мира», под которым подразумевается «коллективный Запад», цензура тоже имеет место и, порой, довольно жесткая. Послабление в отношении СМИ и соцсетей – это как раз и есть часть реформы политической и общественной жизни.
Вспомним, как Госинспекция по контролю в сфере информатизации и телекоммуникациям ограничила работу Telegram, Facebook, «Одноклассники» и YouTube. Мирзиеев не довел ситуацию до точки кипения – он уволил главу «Узкомнадзора» и шефа департамента по вопросам развития IT-технологий. Это, в свою очередь, укрепило доверие к нему населения.
Говоря о доверии: если бы не оно, Мирзиеев бы не смог переизбраться на второй президентский срок, и лично я не верю в разговоры о том, что случилось это исключительно за счет выборных махинаций и страха перед «карающей системой».
Кроме того, в контексте прозрачности, в республике впервые обнародовали индекс открытости органов государственной власти и управления. Охватил он 47 властных субъектов.
Цель этого начинания — изучение общественного мнения о работе тех или иных госструктур, выявление низкорейтинговых органов власти и их «подтягивание» до соответствующих стандартов.
В продолжение темы реформ — политических и экономических. Для последних особенно важен тот факт, что Мирзиеев взялся за приватизацию госсобственности для ее последующего использования в предпринимательских целях.
Подчеркну, что без отчуждения госсобственности, однако не распространяющейся, к счастью, на стратегические объекты, чем уже погрешили многие страны постсоветского пространства, немыслимо развитие бизнеса и рыночной экономики.
При приватизации действуют различные льготы. Доведены до минимума и бюрократические процедуры. Не скажу, что процесс приватизации обходится вовсе без «серых» схем, но в стране утверждена государственная программа по противодействию коррупции, предусматривающая механизмы защиты свидетелей и иных участников уголовного процесса.
Пока еще трудно оценить, насколько успешно она работает, это покажет время. Но то, что бизнес в стране развивается, инвестиции растут – это факт.
Отдельного и особого внимания заслуживает создание в Узбекистане военно-промышленного комплекса — для переоснащения армии современным вооружением и военной техникой. В структуру ВПК входят пять предприятий.
Помимо ремонта и обслуживания авиационной и бронетехники, они выпускают легкие бронемашины, беспилотники, приборы ночного видения и различные боевые модули.
Создание и развитие собственного ВПК дает мультиэффект: во-первых, страна снижает уровень зависимости от импорта вооружений, а, значит, усиливает собственный суверенитет.
Во-вторых, экономит деньги, в-третьих – создает новые рабочие места, то есть частично способствует, за счет этой отрасли, увеличению благосостояния народа.
Параллельно в Узбекистане налаживается – опять же, не в пример другим странам постсоветского пространства – подготовка квалифицированных кадров в растущем количестве высших учебных заведений, а также обучение молодежи в вузах других стран.
Говоря об экономических реформах, невозможно обойти стороной либерализацию валютного рынка, устранение административных барьеров на пути трансграничного движения товаров, снижение таможенных пошлин, изменившийся Налоговый кодекс, направленный на повышение благосостояния населения; большую прозрачность бюджета, и т.д. Все это способствует развитию экономики, закладывает основы для последующих инновационных шагов.
Отмечу также, что по прогнозам МВФ и ВБ, рост экономики Узбекистана ожидается в этом году едва ли не самым высоким в мире – от 4,7% до 4,9% при среднем прогнозном мировом показателе 2,7% — 3%.
К тому же международное рейтинговое агентство Fitch подтвердило долгосрочный кредитный рейтинг Узбекистана в иностранной валюте на уровне «BB-» со «стабильным» прогнозом. Он, кстати, не меняется с конца 2018 года.
Рейтинг отражает, с одной стороны, низкий уровень госдолга (34,4% от ВВП, что значительно ниже медианного показателя в 55%) и высокие темпы роста экономики (в прошлом году – на 5,7%); с другой стороны — большую зависимость от цен на сырье, высокую инфляцию и низкий уровень ВВП на душу населения.
Разумеется, говорить о том, что Узбекистан находится в полном благоденствии, пока не приходится. Однако разница между «временами Каримова» с почти полной закрытостью страны и бесправием ее граждан и периодом правления Мирзиеева – очевидна.
Да, Узбекистану требуются дополнительные программы соцзащиты и поддержки граждан на рынке труда для преодоления бедности населения (трудовые мигранты продолжают, по нарастающей, вносить заметный вклад в формирование ВВП); более жесткая денежно-кредитная политика, увеличение доходов от экспорта сырьевых товаров.
Однако макроэкономическая стабильность, которая, кстати, сильно зависит от ряда внешних факторов (а они сейчас неблагоприятны), сохраняется на максимально возможном уровне.
Что касается внутренних политических реформ. Часть из них приведена выше, но полноценная их оценка будет возможна после изменения Конституции Узбекистана, референдум по которой назначен на 30 апреля текущего года.
Анонсировано, что Основной закон страны обновится на 65%. Известно также, что в нем республика объявляется светским государством, что крайне важно в контексте проблемы исламизации общества.
Наибольший интерес, а, значит, и обсуждаемость, вызывает вопрос — изменится ли срок президентских полномочий — 7 лет. Если нет, то нынешний президент сможет переизбраться.
С моей точки зрения, это вовсе не говорит о взятии курса на авторитарное правление, скорее, это полезный шаг в меняющихся геополитических реалиях и имеющихся угроз безопасности в Центральной Азии вообще, а в Узбекистане – в частности. Мирзиеев хорошо ориентируется в указанных вопросах, что позволяет республике удерживаться в пределах территории стабильности.
Об уходе от жесткого авторитаризма говорит также усиление роли и ответственности местных органов власти; передача части государственных функций из центра в регионы с выделением дополнительных средств для создания там новых рабочих мест и борьбы с бедностью; расширение полномочий парламента по формированию правительства и парламентскому контролю его деятельности.
Законодателям делегируется часть прав президента, касающихся назначения и освобождения от работы должностных лиц, и т.д. О чем говорят эти и другие преобразования?
Думается, о внедрении в стране демократического уклада – настолько, насколько он возможен на Востоке вообще, и не входят в противоречие с национальным сознанием в его неортодоксальном выражении.
Хочу особо подчеркнуть, что в Узбекистане удалось искоренить принудительный труд на хлопковых полях, и это признано даже Западом. Я бы отнесла такое положение дел не только к прогрессу общественно и социально-правового, но и политического порядка.
Равно как и утверждение в стране так называемых народных приемных президента по вопросам государственной службы, диалога с населением и координации деятельности органов власти на местах. А ведь люди в них обращаются, и небезуспешно, хотя работа этих структур требует усовершенствования.
Редакция: Протесты и беспорядки в Каракалпакстане в 2022 году можно назвать одним из важнейших политических событий последних лет. По прошествии нескольких месяцев как вы оцениваете их причины, и что сделано узбекским правительством для недопущения подобных инцидентов в будущем?
Может ли правительство в проекте новой Конституции отказаться от некоторых положений в отношении каракалпакстанского региона, и как это может повлиять на будущее политических реформ?
Ответ: Причин беспорядков в Каракалпакстане много – как внешних, так внутренних и, скажем так, – «наследственных». Если говорить о последних, то сложность ситуации, характерной не только для Узбекистана, но и остального постсоветского пространства — Грузии (Абхазия, Южная Осетия), Азербайджана (Карабах), Молдовы (Приднестровье), положение, в свое время, с Чечней, а теперь – и с Украиной, — заключается в минах замедленного действия, заложенных «властью Советов» во времена СССР.
Все указанные непризнанные республики боролись за обретение государственного суверенитета.
Ситуация, с некоторыми оговорками, повторилась в Каракалпакстане, занимающем 40% от территории Узбекистана. В раннее советское время он, как автономная область, был включен в состав Казахстана, позднее — Кыргызстана, а потом — РСФСР.
Вслед за этим Каракалпакстан передали Узбекской ССР с правом (на бумаге) выхода из нее путем проведения референдума, но, в то же время, только с согласия узбекского парламента.
Но обратим внимание на нетрадиционный статус этой республики – фактически государства в государстве, с парламентской формой правления, собственным государственным флагом, гербом, Конституцией и гимном.
Налицо ставшее традиционным разночтение Основного закона, которое простимулировало что-то вроде активизации национально-освободительного движения. А метрополия в лице Ташкента момент формирования этого движения (а оно началось давно) проморгала.
Более того, если говорить о временах недавних, допустила колоссальную ошибку еще до прошлогодних событий, когда велела республике безотлагательно перейти на латинскую письменность, не поинтересовавшись мнением на этот счет жителей Каракалпакстана.
Соответственно, определенные силы стали вдалбливать местным жителям, что власти Узбекистана стараются «задавить» этнические меньшинства и «максимально отдалить их от российской культуры».
Как известно, протесты населения переросли в столкновения с сотрудниками МВД. Активисты были задержаны.
Однако в Ташкенте выводов из этого крайне тяжелого и, в некотором роде, спекулятивного инцидента, поскольку русский язык, образование и культура в Узбекистане вообще, а в Каракалпакстане – в частности, можно сказать, цветут, не сделали, и это аукнулось событиями прошлого года: появился новый проект Конституции, статьи которого в целом обеспечивают (во всяком случае — на декларативном уровне) высокую степень свобод во всех сферах жизни и обязательств, взятых на себя государством, в том числе, в отношении Каракалпакстана.
Однако в ней уже не фигурировало право республики на выход из состава Узбекистана и отсутствовал, в отношении Каракалпакстана, статус суверенной республики.
В ходе беспорядков погибли люди. Чтобы не допустить повторения тяжелых событий, президент Мирзиеев сам отправился к «мятежникам» и заявил, что раз народ столь болезненно реагирует на изменение пяти, из множества других, статей Конституции, они останутся в прежнем виде.
Подчеркну: вряд ли глава какой-либо страны так «просто» бы согласился с населением без какого-либо ложного радения за свои амбиции и авторитет. Так что, надо думать, свое обещание неизменности, в новом Основном законе, нормы о правовом статусе Республики Каракалпакстан, президент выполнит.
Также он дал слово, что проект Конституции будет вынесен на всенародное обсуждение и совершенствоваться с учетом «мнений и размышлений, высказанных гражданами». И только после этого состоится референдум. Как мы уже знаем, он назначен на конец апреля, то есть это обещание выполнено.
Разумеется, если заверения Мирзиеева повиснут в воздухе, будущее дальнейших политических реформ автоматически можно считать провальным, поскольку кредит доверия к властям и Основному закону будет равен нулю, а раскрутка борьбы за полный суверенитет Каракалпакстана, подкинутая, скорее, извне, однако не без головотяпства властей, произойдет с удвоенной силой.
А это новые жертвы, расшатывание в целом успешного Узбекистана, дестабилизация в Центральной Азии, входящая в интересы сил, претендующих на влияние в нем. И таким силам добиться своего, то есть перевести регион на «ручной» режим управления, легче всего дестабилизацией и пролитой кровью.
Метрополия старается посильно поддержать Каракалпакстан в социально-экономическом отношении, в плане создания привлекательной бизнес-среды и инвестиционных вложений.
Вопрос в том, устраивает ли это местные «элиты», устанавливающие в Каракалпакстане свои законы, жаждущие безраздельной власти, отсутствия контроля в распределении доходов края, не обделенного углеводородными и иными сырьевыми ресурсами.
Таким образом, беспорядки в Каракалпакстане вряд ли обошлись без внутренних провокаций, равно как и внешних с их постулатами о праве республики на самоопределение.
Говоря конкретнее, вся эта ситуация очень похожа на следование повестке американской региональной политики.
И еще один момент в контексте доверия к властям и, соответственно, будущего реформ: он относится к справедливости судебной системы, ведь именно сейчас в Узбекистане проходит судебный процесс в отношении лидеров и активистов протестов в Нукусе в июле прошлого года.
Редакция: События на Украине стали причиной меньшего внимания к Афганистану со стороны международного сообщества.
При этом предполагается, что события в Афганистане и порядок взаимодействия с правительством Талибан остаются в числе приоритетов внешней политики Узбекистана.
Исходя из этого, как вы оцениваете взаимодействие между узбекским правительством и талибами в прошлом году? Какими были самые важные проблемы между двумя сторонами и самые серьезные направления для развития отношений в прошлом году?
Ответ: Я бы не сказала, что украинская проблематика снизила внимание международного сообщества к Афганистану.
Скорее, оно – и то не монолитно — избрало преимущественно выжидательную позицию, наблюдая за развитием процессов в самом Афганистане, взаимодействием с ним или отсутствием такового других заинтересованных игроков, включая Россию, Турцию, Китай, Иран, других.
И, что главное, государств Центральной Азии, в которых ведущую роль, в контексте Афганистана, играет Узбекистан, довольно активно контактирующий с временным правительством Афганистана.
Ташкент придерживается конструктивной позиции в отношении соседнего и крайне нестабильного государства, делая ставку на сотрудничество с ним, хотя многие эксперты считают, что позиция эта контрпродуктивна.
Но Узбекистан последовательно следует политике подключения Афганистана к международному сотрудничеству, равно как и Туркменистан, хотя у последнего меньше необходимого ресурса.
Суть политики Мирзиеева, озвученная им в прошлогоднем выступлении на саммите Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Самарканде, состоит в том, что введение санкций в отношении Афганистана приведет к росту экстремизма в стране, соответственно, нарастанию угроз безопасности государствам региона.
В частности, выйдет из-под контроля обстановка в Ферганской долине, которая, в итоге, может обернуться войной с вовлечением в нее не только Узбекистана, но и других государств региона с выходом на дестабилизацию России и иных стран.
Словом, усилия Ташкента для мирного урегулирования афганской проблематики налицо, и в качестве одного из примеров я бы привела его стремление подключить Афганистан к проекту строительства железной дороги Термез-Мазари-Шариф-Кабул-Пешавар.
А транспортный коридор Китай – Кыргызстан – Узбекистан – Афганистан, так или иначе, уже действует. А до того, летом, был запущен автомобильный грузовой коридор из Пакистана в Узбекистан через Афганистан. Что это, если не включение Афганистана в международные проекты?
Подчеркну, что Мирзиеев осознает всю архисложность вопроса. Приведу его важное заявление на не менее важной международной конференции «Афганистан: безопасность и экономическое развитие», состоявшейся в Ташкенте в прошлом году.
На ней он призвал временное правительство Афганистана разорвать все связи с международными террористическими организациями, продемонстрировать твердую волю и принять решительные меры для предотвращения и противодействия терроризму во всех его формах и проявлениях, что будет способствовать укреплению доверия к временному правительству.
Приоритетом, сказал он, должно стать восстановление экономики Афганистана как важное условие для достижения прочного мира.
Что ж, Ташкент помогает в этом Кабулу не на словах, а на деле, хотя второму можно предъявить массу претензий. Узбекистан поставляет электроэнергию Афганистану, хотя сбой в нынешнюю холодную зиму имел место по техническим причинам, что вызвало резко отрицательную реакцию в правительстве талибов.
Речь идет о поставках электроэнергии в зимний период в объеме 450 мегаватт. А в прошлом году перетоки электроэнергии из Узбекистан в Афганистан составили 2 млрд киловатт узбекской электроэнергии на сумму $100 млн.
То есть Ташкент работает, в том числе, на предотвращение гуманитарного кризиса в Афганистане, возвращение ему активов, замороженных за границей, восстановление инфраструктуры, хотя и сталкивается с сопротивлением со стороны множества стран и экстремистских групп в самом Афганистане.
Похоже, что Узбекистан придерживается мнения (и здесь опять стоит вспомнить прошлогоднюю конференцию, на которую, подчеркнем, были приглашены и талибы, представители 20 стран и 100 делегаций), что первые являются сейчас реальной силой, с которой нужно строить совместное будущее, поставив, так сказать, на длительную паузу войну. Впрочем, Мирзиееву возражают в том духе, что скорее состоится талибанизация Узбекистана.
Еще одно важное событие, пришедшееся уже на начало этого года: Узбекистан и Афганистан подписали новый договор по эксплуатации железной дороги Хайратон–Мазари-Шариф.
А ведь этого могло не случиться, если бы не успешная дипломатия Ташкента: в прошлом году произошел довольно тяжелый инцидент, связанный с незаконной высадкой граждан Афганистана на узбекский остров Арал Пайгамбар на Амударье.
В результате действий силовиков были жертвы. Но Ташкент не дал конфликту затянуться: уполномоченные представители спецслужб Узбекистана и Афганистана провели переговоры и признали, что нарушения были допущены с обеих сторон.
Таким образом, Узбекистан предпочел сотрудничество и списал инцидент на «случайность». Так же поступил и Кабул, продемонстрировав готовность к мирному сосуществованию и совместной реализации экономических проектов.
Правда, есть тут одно «но»: радикальное крыло талибов может расценить дипломатическую и политическую гибкость Узбекистана как проявление слабости.
Подводя итоги двухлетнего правления талибов в Афганистане и их взаимодействия с Узбекистаном: представители двух стран обменивались визитами, торговали довольно успешно, продвигали реализацию международных проектов, несмотря на имеющиеся, со стороны Афганистана, риски и угрозы в отношении региона Центральной Азии.
Это сегодня происходит поскольку альтернативы движению Талибан пока нет, и разумнее его поддерживать – в собственных национальных интересах.
